Неточные совпадения
— Где они? Вот в чем вопрос! — проговорил торжественно Петрицкий,
проводя кверху от носа указательным
пальцем.
Она уставилась было взглядом на золотой лорнет Петра Петровича, который он придерживал в левой руке, а вместе с тем и на большой, массивный, чрезвычайно красивый перстень с желтым камнем, который был на среднем
пальце этой руки, — но вдруг и от него
отвела глаза и, не зная уж куда деваться, кончила тем, что уставилась опять прямо в глаза Петру Петровичу.
Евдоксия свернула папироску своими побуревшими от табаку
пальцами,
провела по ней языком, пососала ее и закурила. Вошла прислужница с подносом.
Базаров говорил все это с таким видом, как будто в то же время думал про себя: «Верь мне или не верь, это мне все едино!» Он медленно
проводил своими длинными
пальцами по бакенбардам, а глаза его бегали по углам.
Самгин встал,
проводил ее до двери, послушал, как она поднимается наверх по невидимой ему лестнице, воротился в зал и, стоя у двери на террасу, забарабанил
пальцами по стеклу.
— Разве? — шутливо и громко спросил Спивак, настраивая балалайку. Самгин заметил, что солдаты смотрят на него недружелюбно, как на человека, который мешает. И особенно пристально смотрели двое: коренастый, толстогубый, большеглазый солдат с подстриженными усами рыжего цвета, а рядом с ним прищурился и закусил губу человек в синей блузе с лицом еврейского типа. Коснувшись
пальцем фуражки, Самгин пошел прочь, его
проводил возглас...
«Какое злое лицо», — подумал Самгин, вздохнув и наливая вино в стаканы. Коротенькими
пальцами дрожащей руки Дуняша стала расстегивать кофточку, он хотел помочь ей, но Дуняша
отвела его руку.
Клим пораженно
провожал глазами одну из телег. На нее был погружен лишний человек, он лежал сверх трупов, аккуратно положенных вдоль телеги, его небрежно взвалили вкось, почти поперек их, и он высунул из-под брезента голые, разномерные руки; одна была коротенькая, торчала деревянно и растопырив
пальцы звездой, а другая — длинная, очевидно, сломана в локтевом сгибе; свесившись с телеги, она свободно качалась, и кисть ее, на которой не хватало двух
пальцев, была похожа на клешню рака.
Кутузов, задернув драпировку, снова явился в зеркале, большой, белый, с лицом очень строгим и печальным.
Провел обеими руками по остриженной голове и, погасив свет, исчез в темноте более густой, чем наполнявшая комнату Самгина. Клим, ступая на
пальцы ног, встал и тоже подошел к незавешенному окну. Горит фонарь, как всегда, и, как всегда, — отблеск огня на грязной, сырой стене.
— Наши сведения — полнейшее ничтожество, шарлатан! Но — ведь это еще хуже, если ничтожество, ху-же! Ничтожество — и
водит за нос департамент полиции, градоначальника, десятки тысяч рабочих и — вас, и вас тоже! — горячо прошипел он, ткнув
пальцем в сторону Самгина, и снова бросил руки на стол, как бы чувствуя необходимость держаться за что-нибудь. — Невероятно! Не верю-с! Не могу допустить! — шептал он, и его подбрасывало на стуле.
Он накрепко наказал Захару не сметь болтать с Никитой и опять глазами
проводил последнего до калитки, а Анисье погрозил
пальцем, когда она показала было нос из кухни и что-то хотела спросить Никиту.
Сам Савелий
отвез ее и по возвращении, на вопросы обступившей его дворни, хотел что-то сказать, но только поглядел на всех, поднял выше обыкновенного кожу на лбу, сделав складку в
палец толщиной, потом плюнул, повернулся спиной и шагнул за порог своей клетушки.
Потом лесничий воротился в переднюю, снял с себя всю мокрую амуницию, длинные охотничьи сапоги, оправился, отряхнулся, всеми пятью
пальцами руки, как граблями,
провел по густым волосам и спросил у людей веничка или щетку.
Несмотря на все, я нежно обнял маму и тотчас спросил о нем. Во взгляде мамы мигом сверкнуло тревожное любопытство. Я наскоро упомянул, что мы с ним вчера
провели весь вечер до глубокой ночи, но что сегодня его нет дома, еще с рассвета, тогда как он меня сам пригласил еще вчера, расставаясь, прийти сегодня как можно раньше. Мама ничего не ответила, а Татьяна Павловна, улучив минуту, погрозила мне
пальцем.
Алеша ничего не ответил, точно и не слыхал; он шел подле Ракитина скоро, как бы ужасно спеша; он был как бы в забытьи, шел машинально. Ракитина вдруг что-то укололо, точно ранку его свежую тронули
пальцем. Совсем не того ждал он давеча, когда
сводил Грушеньку с Алешей; совсем иное случилось, а не то, чего бы ему очень хотелось.
— Ну, вот видите, — сказал мне Парфений, кладя
палец за губу и растягивая себе рот, зацепивши им за щеку, одна из его любимых игрушек. — Вы человек умный и начитанный, ну, а старого воробья на мякине вам не
провести. У вас тут что-то неладно; так вы, коли уже пожаловали ко мне, лучше расскажите мне ваше дело по совести, как на духу. Ну, я тогда прямо вам и скажу, что можно и чего нельзя, во всяком случае, совет дам не к худу.
Рассчитывает, рассчитывает Арсений Потапыч, даже на
пальцах машинально выкладки делает, но в заключение успевает-таки
свести концы с концами.
Когда он подходил к рисующему ученику и,
водя большим
пальцем над бумагой, говорил: «Ага!
Я тот, который когда-то смотрел на ночной пожар, сидя на руках у кормилицы, тот, который колотил палкой в лунный вечер воображаемого вора, тот, который обжег
палец и плакал от одного воспоминания об этом, тот, который замер в лесу от первого впечатления лесного шума, тот, которого еще недавно
водили за руку к Окрашевской…
Если в это время кто-нибудь делал резкое движение или заговаривал с соседом, — Лотоцкий протягивал руку и, странно
сводя два
пальца, указательный и мизинец, показывал ими в угол, произнося фамилию виновного быстро, с выкриком на последнем слоге, и пропуская почти все гласные...
Я зачерпнул из ведра чашкой, она, с трудом приподняв голову, отхлебнула немножко и
отвела руку мою холодной рукою, сильно вздохнув. Потом взглянула в угол на иконы, перевела глаза на меня, пошевелила губами, словно усмехнувшись, и медленно опустила на глаза длинные ресницы. Локти ее плотно прижались к бокам, а руки, слабо шевеля
пальцами, ползли на грудь, подвигаясь к горлу. По лицу ее плыла тень, уходя в глубь лица, натягивая желтую кожу, заострив нос. Удивленно открывался рот, но дыхания не было слышно.
— Гм!.. Надень-ка, брат Елдырин, на меня пальто… Что-то ветром подуло… Знобит… Ты
отведешь ее к генералу и спросишь там. Скажешь, что я нашел и прислал… И скажи, чтобы ее не выпускали на улицу… Она, может быть, дорогая, а ежели каждый свинья будет ей в нос сигаркой тыкать, то долго ли испортить. Собака — нежная тварь… А ты, болван, опусти руку! Нечего свой дурацкий
палец выставлять! Сам виноват!..
Но если он попадал к человеку незнакомому, тогда движения маленьких рук становились медленнее: мальчик осторожно и внимательно
проводил ими по незнакомому лицу, и его черты выражали напряженное внимание; он как будто «вглядывался» кончиками своих
пальцев.
Анна Михайловна вынула из кошелька и в темноте подала ему бумажку. Слепой быстро выхватил ее из протянутой к нему руки, и под тусклым лучом, к которому они уже успели подняться, она видела, как он приложил бумажку к щеке и стал
водить по ней
пальцем. Странно освещенное и бледное лицо, так похожее на лицо ее сына, исказилось вдруг выражением наивной и жадной радости.
— Теодор! — продолжала она, изредка вскидывая глазами и осторожно ломая свои удивительно красивые
пальцы с розовыми лощеными ногтями, — Теодор, я перед вами виновата, глубоко виновата, — скажу более, я преступница; но вы выслушайте меня; раскаяние меня мучит, я стала самой себе в тягость, я не могла более переносить мое положение; сколько раз я думала обратиться к вам, но я боялась вашего гнева; я решилась разорвать всякую связь с прошедшим… puis, j’ai été si malade, я была так больна, — прибавила она и
провела рукой по лбу и по щеке, — я воспользовалась распространившимся слухом о моей смерти, я покинула все; не останавливаясь, день и ночь спешила я сюда; я долго колебалась предстать пред вас, моего судью — paraî tre devant vous, mon juge; но я решилась наконец, вспомнив вашу всегдашнюю доброту, ехать к вам; я узнала ваш адрес в Москве.
Лиза начала играть и долго не
отводила глаз от своих
пальцев. Она взглянула, наконец, на Лаврецкого и остановилась: так чудно и странно показалось ей его лицо.
Вместо ответа, Семеныч привлек к себе бойкую девушку и поцеловал прямо в губы. Марья вся дрожала, прижавшись к нему плечом. Это был первый мужской поцелуй, горячим лучом ожививший ее завядшее девичье сердце. Она, впрочем, сейчас же опомнилась, помогла спуститься дорогому гостю с крутой лестницы и
проводила до ворот. Машинист, разлакомившись легкой победой, хотел еще раз обнять ее, но Марья кокетливо увернулась и только погрозила
пальцем.
Волконский преуморительно говорит о всех наших — между прочим о Горбачевском, что он
завел мыльный завод, положил на него все полученное по наследству от брата и что, кажется, выйдут мыльные пузыри. Мыла нет ни куска, а все гуща — ведь не хлебать мыло, а в руки взять нечего. Сквозь
пальцы все проходит, как прошли и деньги.
Кербеш медленно втягивает в себя полрюмки ликера, слегка разминает языком по нёбу маслянистую, острую, крепкую жидкость, проглатывает ее, запивает не торопясь кофеем и потом
проводит безымянным
пальцем левой руки по усам вправо и влево.
Тот отпускает его; только Соломон, как на землю-то вышел, и говорит дьяволам, которые его
провожали: «Я, говорит, не сатане вашему кланялся, а Христу: вот, говорит, и образ его у меня на большом
пальце написан!..»
Весь следующий день мать
провела в хлопотах, устраивая похороны, а вечером, когда она, Николай и Софья пили чай, явилась Сашенька, странно шумная и оживленная. На щеках у нее горел румянец, глаза весело блестели, и вся она, казалось матери, была наполнена какой-то радостной надеждой. Ее настроение резко и бурно вторглось в печальный тон воспоминаний об умершем и, не сливаясь с ним, смутило всех и ослепило, точно огонь, неожиданно вспыхнувший во тьме. Николай, задумчиво постукивая
пальцем по столу, сказал...
А второе дело будет то, что для нашего брата купца что чугунки
завести, что гильдию совсем снять — это все один сюжет, все вокруг одного
пальца вертится.
Палец об
палец он, верно, не ударил, чтоб
провести в жизни хоть одну свою сентенцию, а только, как бескрылая чайка, преспокойно сидит на теплом песчаном бережку и с грустью покачивает головой, когда у ней перед носом борются и разрушаются на волнах корабли.
Молодой человек этот после ни разу не был у нас, но мне очень нравилась его игра, поза за фортепьянами, встряхиванье волосами и особенно манера брать октавы левой рукой, быстро расправляя мизинец и большой
палец на ширину октавы и потом медленно
сводя их и снова быстро расправляя.
— Если вы, ваше благородие, будете шляться к нам, так вас велено
свести вон тут недалеко к господину обер-полицеймейстеру, — сказал он, внушительно показав
пальцем Янгуржееву на обер-полицеймейстерское крыльцо.
Это был, по-видимому, весьма хилый старик, с лицом совершенно дряблым; на голове у него совсем почти не оказывалось волос, а потому дома, в одиночестве, Мартын Степаныч обыкновенно носил колпак, а при посторонних и в гостях надевал парик; бакенбарды его состояли из каких-то седоватых клочков; уши Мартын Степаныч имел большие, торчащие, и особенно правое ухо, что было весьма натурально, ибо Мартын Степаныч всякий раз, когда начинал что-либо соображать или высказывал какую-нибудь тонкую мысль,
проводил у себя
пальцем за ухом.
— Не трогать его ни
пальцем! Приставить к нему сторожевых, чтоб глаз с него не
сводили.
Отвезем его милость к Слободе с почетом. Ведь видели вы, как он князь Афанасья Иваныча хватил? Как наших саблей крошил?
Что же касается до бубна, то он просто делал чудеса: то завертится на
пальце, то большим
пальцем проведут по его коже, то слышатся частые, звонкие и однообразные удары, то вдруг этот сильный, отчетливый звук как бы рассыпается горохом на бесчисленное число маленьких, дребезжащих и шушуркающих звуков.
Песнопение не удается; все уже размякли, опьянев от еды и водки. В руках Капендюхина — двухрядная гармония, молодой Виктор Салаутин, черный и серьезный, точно вороненок, взял бубен,
водит по тугой коже
пальцем, кожа глухо гудит, задорно брякают бубенчики.
Скоро около него очутился Яков, и они стали рассматривать карту в календаре, — пассажир
водил по ней
пальцем, а кочегар спокойно говорил...
Он устало
завёл глаза. Лицо его морщилось и чернело, словно он обугливался, сжигаемый невидимым огнём. Крючковатые
пальцы шевелились, лёжа на колене Матвея, — их движения вводили в тело юноши холодные уколы страха.
Вот он положил гусли на край стола, засучил рукава подрясника и рубахи и, обнажив сухие жилистые руки, тихо
провёл длинными
пальцами вверх и вниз по струнам, говоря...
Вот, громко чавкая, сидит Дроздов за обедом, усы попадают ему в рот, он вытаскивает их оттуда
пальцами,
отводит к ушам и певуче, возвышенно говорит...
В том же балагане таз жестяной стоял, налит водой, и кто в эту воду трёшник, а то семишник бросал, назад взять никак не мог, вода руку неведомой силой отталкивала, а
пальцы судорогой
сводило.
В то время как набившаяся толпа женщин и мужчин, часть которых стояла у двери, хором восклицала вокруг трупа, — Биче, отбросив с дивана газеты, села и слегка, стесненно вздохнула. Она держалась прямо и замкнуто. Она постукивала
пальцами о ручку дивана, потом, с выражением осторожно переходящей грязную улицу, взглянула на Геза и, поморщась,
отвела взгляд.
Схватив пряники, она еще быстрей стала делать знаки, часто указывая в одну сторону и
проводя толстым
пальцем по бровям и лицу.
Вспомнил он первое время своей светской жизни и сестру одного из своих приятелей, с которою он
проводил вечера за столом при лампе, освещавшей ее тонкие
пальцы за работой и низ красивого тонкого лица, и вспомнились ему эти разговоры, тянувшиеся как «жив-жив курилка», и общую неловкость, и стеснение, и постоянное чувство возмущения против этой натянутости.
Старик Кокин увязался за своей снохой и, не добившись от нее ничего, зверски убил ее ребенка, девочку лет четырех: старик
завел маленькую жертву в подполье и там отрезывал ей один
палец за другим, а мать в это время оставалась наверху и должна была слушать отчаянные вопли четвертуемой дочери.
— Он, — отвечал старик, опуская голову и
проводя дрожащими
пальцами по глазам.
— Терпи, старая голова, в кости скована! — При этом он
провел ладонью по глазам своим, тряхнул мокрыми
пальцами по воздуху и, сказав: «Будь воля божья!», пошел быстрыми шагами по берегу все дальше и дальше.